NES Alumni Magazine взял интервью у Татьяны Кирсановой (MAE’1994), tenured профессора в Университете Глазго, и ее однокурсницы Татьяны Дамьянович (МАЕ’1994), tenured профессора в Университете Дарема. Выпускницы РЭШ рассказали о своей академической карьере, о специфике получения PhD в Великобритании и дали советы рэшевцам, которые хотят в дальнейшем стать исследователями.

Вы поступили в Российскую экономическую школу и впоследствии построили успешную карьеру в академической сфере. С чего всё началось? Как вы попали в РЭШ?

Татьяна Кирсанова: Я не думаю, что мой выбор был каким-то осознанным. И я, и Татьяна Дамьянович поступили в РЭШ в 1992 году — в эпоху смутного времени в российской экономике. Это был первый набор студентов на первую магистерскую программу в России, и брать пример с кого-то еще у меня не было возможности. Более того, для меня экономика и вообще всё, что с этим связано, было новым; я не знала, «что такое хорошо и что такое плохо». Когда я пришла в РЭШ, про карьеру я особо не думала. Зато я думала о том, что через год меня вытряхнут из общаги мехмата МГУ, который я оканчивала. Торговать книжками на базаре мне не слишком хотелось, но в 1992-1993 годах это был чуть ли не единственно надежный способ заработать хоть каких-то денег — во всяком случае, для таких, как я. А в РЭШ давали стипендию и еще учили чему-то. Похоже, что даже интересному! Выбор был сделан: пожертвовать отдыхом в пансионате «Буревестник» от МГУ и подготовиться к экзаменам в РЭШ, особенно к экзамену по английскому.

Татьяна Дамьянович: А что касается моих карьерных устремлений — я на тот момент надеялась выучить английский и потом работать хотя бы секретарем.‍

Как вы можете оценить учебу в РЭШ? Было ли вам сложно? Что особенно запомнилось?

Т.К.: Да, оказалось, что учиться мне было достаточно тяжело. После мехмата я приблизительно знала, как решать почти любую задачу или, по крайней мере, куда идти искать информацию по данному направлению. Было понятно, как все предметы связаны между собой. С экономикой такая картинка долго не складывалась — и, наверное, как-то сложилась уже в Оксфорде, куда я затем попала, или даже уже после того, как я начала работать. А в РЭШ курсы казались мне не соотнесенными друг с другом, и это, соответственно, меня сильно расстраивало. Еще, хотя все преподаватели были достаточно открыты к беседам, у меня был конкретный языковой барьер. Вот Таня Дамьянович находила учебу в РЭШ легкой.

Т.Д.: Это так, но я закончила учебу предпоследней по рейтингу.

Как затем вы сделали этот выбор — идти по научной стезе, стать учеными?

Т.Д.: Примерно через год нашей учебы пошли разговоры, что после РЭШ можно, например, поехать за границу получать степень PhD. Я послала заявку только в одно учебное заведение — Center for Economic Research and Graduate Education — Economics Institute (CERGE-EI) в Чехии. Всего студенты РЭШ послали туда 13 заявок, и CERGE-EI сделал 12 офферов. Именно мне не повезло.

Т.К.: А мне было непонятно, что мне делать с возможностью поехать на PhD. Говорили, что PhD может занять 6-8 лет. Я к тому моменту уже отучилась три года в аспирантуре на мехмате МГУ, была замужем (за студентом), и перспектива ехать куда-то на 6-8 лет выглядела не то чтобы совсем непривлекательно, но уж очень неопределенно. Но когда в очередной раз в РЭШ приехал Ян Магнус (Jan Magnus), профессор эконометрики из Нидерландов, и рассказал, что можно пройти одногодичный курс в London School of Economics and Political Science (LSE) и получить степень магистра экономики, я и еще семь человек с нашего курса подали документы и были зачислены. Четверо, в том числе и я, получили стипендию. Трое из этих стипендиатов пошли на программу по экономике, а я — на программу по эконометрике и математической экономике. Так что выбор был сделан скорее в соответствии с принципом «что дает нам РЭШ — непонятно, но мы сейчас отучимся один год в общеизвестном месте, а там посмотрим».

За мой «выбор» Оксфорда отвечает опять же Ян Магнус. Когда мы учились в LSE, он почти каждую неделю, когда встречал нас, спрашивал: вы уже решили, что будете делать в следующем году? Мы обычно отвечали в духе: «Ян, следующий год будет в следующем году. Нам вот сейчас надо хотя бы со следующей неделей точно разобраться». В какой-то момент он сказал: «Сделайте мне одолжение, придите ко мне в офис». Мы пришли, и он дал нам всем по пакету. В каждом из них лежал комплект бумаг, которые надо было заполнить, чтобы подать на четыре PhD-программы: в Оксфордский университет (University of Oxford), Кембриджский университет (University of Cambridge), Уорикский университет (University of Warwick) и University College London (UCL). Ян сказал: «Заполните это, пожалуйста, для меня». Мы заполнили. Я в результате оказалась в Оксфорде, Ира Долинская (МАЕ’1994) — в Кембридже. Мне кажется, Ире Ян даже руководителя «выбрал», но я настаивать на этом утверждении не буду. Мне руководителя «выбрал» французский экономист Шарль Выплош (Charles Wyplosz): в течение года после LSE я работала в его команде в RECEP (Russian-European Centre for Economic Policy) — исследовательском центре, который предоставлял консультации по вопросам экономической политики для российского правительства и Центрального банка РФ. Так что никакого выбора особо не было. Ян Магнус и Шарль Выплош. Судьба.

Т.Д.: После РЭШ я работала в Экономической экспертной группе, которая существует и сейчас. Финансирование осуществлялось за счет грантов Всемирного банка. Мы делали практически всё — приводили статистику в формат МВФ, помогали планировать налоговые поступления в бюджет, делали таблички для переговоров о реструктуризации внешнего долга. Но в нашей группе не было ни одного человека с PhD по экономике, потому что мы все начали там работать после получения степени магистра в РЭШ. В итоге Всемирный банк сказал, что мы не эксперты, так как у нас нет PhD. И я решила получить PhD и стать самой крутой в этой группе. Кроме того, мне пообещали в этом случае пять лет платить стипендию, и я пришла к выводу, что пять лет у меня будет спокойная жизнь без проблем. Кроме того, я до этого не была за границей, и мне страшно хотелось путешествовать.

В какой-то момент в РЭШ пришел шведский экономист Эрик Берглоф (Erik Berglöf, профессор, директор Institute of Global Affairs, LSE; член Совета директоров РЭШ, Международного комитета советников РЭШ. — прим. ред.) и сказал, что Стокгольмская школа экономики (Stockholm School of Economics, SSE) готова взять выпускников РЭШ. Но все выпускники уже или работали и не хотели учиться, или учились в Америке. Поэтому ему пришлось взять меня.

На что вы посоветуете обратить внимание студентам и выпускникам РЭШ, которые, как и вы, намереваются получить PhD и в дальнейшем стать исследователями?

Т.Д.: Для рэшевцев я могу привести эксклюзивный список ошибок, которые я сделала в процессе обучения в SSE, — и которые я при этом заметила. (На самом деле ошибок было сделано множество, а замечены они не все.)

Как только мы — я и Александр Матрос, который сейчас является профессором в США (МАЕ’1997, tenured профессор, University of South Carolina. — прим. ред.), — попали в SSE, профессор Йорген Вейбулль (Jörgen W. Weibull) предложил нам начать заниматься наукой. Но у него самого была скорее математика. Александр приступил, и у него была опубликована статья в The Journal of Economic Theory, перед тем как он защитился. Я же сказала, что я уже учила один раз математику — и после этого не нашла работу, так что теперь мне надо что-то очень прикладное и полезное. В SSE все очень удивились такому ответу, и я два года ничего не делала, только сдавала курсы и ходила на семинары, которые, кстати, были очень интересные.

Еще я пыталась посещать курс Ларса Свенссона (Lars E. O. Svensson) по монетарной экономике — он рассказывал, как решать динамические системы. Когда он сказал «целевая инфляция», я стала у него спрашивать, как ее определить, однако он ответил, что об этом он не будет говорить в рамках данной программы. Я потеряла интерес и перестала ходить на его курс.

Когда я определилась со своим супервайзером, Ларсом Льюнквистом (Lars Ljungqvist), я сказала ему, что хочу писать диссертацию на тему о пенсионной реформе, вместо того чтобы делать то же самое, что и он. Это, наверное, была самая моя большая принципиальная ошибка. Всегда, когда выбираешь руководителя, надо работать над темой, близкой к его интересам. Это обеспечивает внимание со стороны руководителя и возможность опубликовать работу в конце учебы. А напечатанная статья сильно облегчает получение академической позиции, особенно сейчас.

Как проходил процесс трудоустройства после получения PhD? Сразу ли вы попали в академическую среду? Были ли препятствия на пути к тому, чтобы получить приемлемую позицию?

Т.К.: Опять же, как и в случае с поступлением в РЭШ, в те старые времена ни про какой выбор «академия против частного сектора» я не думала. Я получила первую же работу, на которую подала документы, после того как закончилась моя стипендия, рассчитанная на три года. Это был Национальный институт (National Institute of Economic and Social Research), позиция типа постдока, но с открытым концом, на уже идущем проекте. Масса недостатков, но и масса достоинств. А вот покинула я эту позицию через три года уже осознанно. Мне посоветовал уйти тот самый Шарль Выплош, который нашел мне руководителя. Теперь я ушла в университет, потому что к тому времени более-менее знала, что хотела. Я тогда уже посылала заявки во многие британские университеты — и в итоге получила работу в Эксетерском университете (University of Exeter), так как это было абсолютно то место, куда надо было уходить не думая.

‍Т.Д.: Я послала 300 заявок в американские и другие университеты. У меня было интервью с Прагой, с Турцией, но первый и единственный оффер, который я получила, был с Ямайки. Я побоялась туда ехать, продолжила искать и смогла получить годовую преподавательскую позицию в Британии. Потом я получила постоянную преподавательскую должность в «ПТУ» — в слабом-слабом техническом университете в Шотландии. Мой муж в это время делал PhD по экономике в шотландском Сент-Эндрюсском университете (University of St Andrews). Я узнала, что у них есть постдок, подала заявку — и меня взяли. После двух лет на постдоке я опубликовала статью, после чего меня приняли на нормальную позицию.

Так получилось, что теперь вы обе работаете в Великобритании, поэтому следующий вопрос будет таким: какова специфика получения PhD именно в этой стране? И что сейчас изменилось по сравнению с предшествующими временами?

Т.К.: В Британии на PhD можно поступить отдельно, после того как степень магистра получена где-то еще. Сейчас есть тенденция к 2-годичным магистерским программам с прямой привязкой к последующему PhD, американского типа, но в прежние годы такого практически нигде не было. Поэтому прием на PhD-программу, по сути, совершается, когда кто-то готов взять тебя как студента.

Деньги, как правило, внешние — студент должен сам их найти, но и здесь есть небольшие изменения. Например, Колледж социальных наук в Глазго (College of Social Sciences at the University of Glasgow) дает штук 20 PhD-стипендий каждый год, и, наверное, половина идет на экономику. Они «supervisor-led»: соответственно, потенциальный руководитель пишет заявки на тему, а потом под эту тему берет студента — как правило, кого-то со своей MRes-программы (Master of Research), то есть заявка обычно пишется под конкретного студента.

В мое время такого не было, деньги у меня были внешние (стипендия Европейской комиссии на три года). Никаких курсов я уже не должна была брать, зато мне следовало написать три статьи за 3-4 года.

Что, на ваш взгляд, является самым важным фактором для успешной карьеры в академии в Британии?

Т.К.: Мне тяжело сравнивать с другими странами, но я бы сказала, что здесь, как и, наверное, везде, всё, что имеет значение, — это публикации. Именно при наличии оных можно получить повышение, именно с ними можно менять место работы и оставаться достаточно независимым. В Британии вообще люди достаточно мобильны и переходят из университета в университет достаточно часто. Я поменяла только один университет, но мне просто везет с ними. В 2000-е Эксетер был местом, где было хорошо; сейчас Университет Глазго (University of Glasgow), где я работаю в настоящее время, кажется мне достаточно удачным местом для того, чтобы заниматься макроэкономикой. Глазго также и хороший город для жизни.

Наличие публикаций дает рыночную власть, ну а потом надо ей распоряжаться для построения карьеры. В Британии академический рынок очень сильно разогревается системой для оценки качества исследований Research Excellence Framework (REF). Раз в 7-8 лет все университеты меряются «по росту», за несколько лет до этого открывается много позиций, публикации — самый важный товар, и можно легко подняться по карьерной лестнице. Однако REF серьезно затрудняет наем выпускников PhD-программ без публикаций (или с «плохими» публикациями). Университеты просто не могут себе позволить нанимать свежих выпускников. Несмотря на то что на них есть «дискаунт», всё, что они могут принести, — это в лучшем случае одна статья, и если она не в топ-5 (а с топ-5 они по-всякому в обиде не останутся), то гораздо «выгоднее» нанять кого-то находящегося на более высокой ступеньке карьеры и с бо́льшим числом публикаций.

Т.Д.: Еще публикации здесь нужны, чтобы ездить на конференции. Ну и, само собой, чтобы можно было поменять работу — а при смене работы обычно повышается зарплата. Главное — не сделать ошибку и не начать заниматься преподавательской деятельностью или администрированием. Это можно делать, наверное, после 55 лет.

Могли бы вы посоветовать рэшевцам, интересующимся карьерой в академии, подумать о получении PhD именно в Британии?

Т.К.: Мы здесь не видим выпускников РЭШ в университетах на PhD-программах. Насколько я знаю из новостей РЭШ, выпускники или едут в Америку, или остаются в частном секторе. В принципе, получать вторую степень магистра в Британии не особо нужно, но я бы хотела еще раз упомянуть возможность делать PhD сразу, с внешним финансированием. Только подавать на такие стипендии надо где-то в конце октября — начале ноября, и к этому моменту уже необходимо найти заинтересованного руководителя. Конечно, мне хотелось бы видеть выпускников РЭШ у нас здесь.

Т.Д.: Мне кажется, Татьяна Кирсанова слегка наивна. На самом деле в Британии можно поступать только в лучшие 4-5 университетов: LSE, UCL, Оксфорд, Кембридж, London Business School (LBS), но и там — как повезет с супервайзером. Может, только LSE — для хороших семинаров и хороших людей вокруг. Я думаю, что надо поступать на самую сильную программу в Штатах, находить работу там, а в Британию приезжать как профессор, уже с хорошей зарплатой.

Для тех, кто присматривается к Британии, я еще хочу добавить, что академическое лето тут длится с 15 марта по 15 октября, а учебный год состоит из двух семестров по 10 недель.